Перейти к содержимому

О Кровавом ручье (главы из книги Игошина) – продолжение

С чего началось?
На это счет мне удалось услышать две версии. Первая. На второй барже везли заключенных, причем в нижнем трюме – осужденных на большой срок, в том числе матерных угольников – рецидивистов. Наверху ехали заключенные с маленькими сроками. В нижнем трюме между главарями уголовников шла жестокая картежная игра: проигравший должен был запалить набитые сеном матрацы.
По второй версии, пожар на барже возник из- за ссоры между верхними и нижними обитателями плавучей тюрьмы. Якобы, верхние, содержавшиеся менее жестоко и имеющие возможность даже покупать кое- какие продукты у баржевых, не поделились припасами с нижними…

Пожар
(из рассказов очевидцев)
К вечеру, на закате дня, со стороны хвостовой части замыкающей баржи взвился в небо столб дыма. Увидев его, баржевой с первой баржи закричал: «Мы везем много боеприпасов, пороха. Беда будет!». Поднялся шум, переполох – кто- то быстро перерубил соединяющий баржи трос. Освободившуюся баржу, кружа, понесло к середине реки. Вместо столба дыма уже полыхало пламя. Заметались люди. Все, стараясь уйти от огня, ринулись к корме, стали выпрыгивать в холодную воду.
Пожар разгорелся мгновенно. Поднялась паника. Люди, как могли, пытались спастись. Все звуки заглушали крики отчаяния; и один крик, как стон, долго стоял над рекой: «Спаси- и-те, бра- ат- цы!»
Некоторым удалось доплыть до берега, но здесь их встречали криками «Ложись!» конвоиры, выстрелами заставляя прижиматься к подмерзлой земле. А горящую баржу несло все дальше и дальше, и долго слышался крик двух несчастных, уцепившихся за якорную цепь…
Тем временем на берегу
(из воспоминаний П. Д. Охлопкова)
Я в то время выполнял обязанность секретаря наслежного Совета. 1 октября на Томпонскую базу прибыла баржа с 700 тоннами грузов, и почти все мужчины наслега работали на разгрузке. Дело это считалось выгодным, т. к. платили деньгами, (бумажные деньги были тогда у сельских жителей в особом почете) и, кроме того, в конце рабочего дня каждому грузчику выдавали по 100 грамм спиртного. Невдалеке находилась еще одна крытая досками баржа. Пароход, который доставил баржи, поднялся вверх, что бы собрать за время разгрузки другие порожние баржи.
Мы работали на разгрузке уже три дня, когда однажды услышали со стороны обшитой досками баржи песню. Пели ее много человек, в вечерней тишине лилась она мощно и широко.
- Откуда песня? – удивились, было мы, но, сопоставив с тем, что на берегу сновало много людей в милицейской форме, поняли, что везут заключенных. Позже к песням, доносившимся изредка со стороны обшитой досками баржи, все привыкли.
Шестого числа баржа была разгружена. Получив положенные сто грамм, кто, выпив, а кто слив в бутылочку, собирались мы разойтись по домам, но замешкались с одним захмелевшим товарищем. Ругая его на чем, свет стоит, повели мы его на участок «Амсахы», находящийся довольно далеко от берега. Там только было, собрались чайку попить, как увидели черный столб дыма, поднимающийся со стороны берега.
- Ну, беда! Склады загорелись! - предположили мы и кинулись к берегу. Пробежав полпути, встретили бежавшего к нам навстречу Василия Бурнашова.
- Ой, что делается, - вскричал он, - заключенные баржу запалили. Наверное, решили побег устроить. Возвращайтесь обратно, предупредите жителей, пусть ружья спрячут!
И как бы в подтверждение слов, услышали мы крики, шум, ружейные залпы и автоматные очереди.
Побежали обратно, а Василий Бурнашов направился в Ынахсыт, предупредить жителей этого участка.
Ночь прошла в тревожном ожидании. Рано утром мы с Николаем Ефимовым шли по берегу и наткнулись на мертвого человека. Лицо его было прикрыто белым носовым платком. Как выяснилось, погибло и пострадало очень много людей. На берегу догорал большой костер, тут и там лежали пострадавшие во время пожара. У одного были сильно обожжены лицо и руки. Но лежал он молча, даже не стонал. Позже всех оставшихся в живых перевели в здание школы, там они пробыли три дня.
Я как секретарь Совета помогал в оформлении документов и захоронении умерших. Как выяснилось, на барже было 625 заключенных и 42 конвоира. Из них в живых осталось 272 человека…
Готовя этот материал, я разговаривал со многими людьми – очевидцами, с теми, кто помнит случившуюся на воде трагедию. Вот что рассказал, например, Г. Е. Старостин, работавший в те годы в участковой больнице:
- Главным врачом в нашей больнице работала тогда Нина Николаевна Толкачева, участница Великой Отечественной войны. Вначале мы услышали о пожаре, а потом привезли и пострадавших. Их было пятнадцать человек, и все они были в тяжелом состоянии. Мы за ними ухаживали, как могли. Что еще запомнилось, так это то, что под словом «заключенные» воображение рисовало бандитов, разбойников, а больные наши были обыкновенными, даже производили впечатление людей образованных, культурных.
А вот что вспоминает Д. Д. Аянитова, работавшая тогда воспитателем в интернате:
Заключенных привели колонной под конвоем и разместили в здании школы. Интернат находился рядом, поэтому мы видели, как они ходили на речку за водой, тоже под конвоем. Однажды, когда мы с детьми сидели за обедом, зашел один заключенный – якут, заговорил с нами, стал просить хлеба, но следом за ним влетает конвоир с собакой и, толкая, увел в здание школы.
И в заключение
Вот такую историю помнит и никак не забудет седой Алдан. Да, наверное, среди тех несчастных, утонувших в воде и сгоревших в огне, были люди действительно в чем- то виноватые, справедливо осужденные, но были, безусловно, и безвинные - заложники жестокой системы. Эта трагедия на воде, так или иначе, тоже одна из кровавых страничек страшной истории ГУЛАГа. Смерть в одночасье более 300 человек, о чем – то мечтавших, думавших, не может не содрогнуть. И забыть о них мы тоже не вправе.
Перевод с якутского Л. Винокуровой

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *