28 января исполнилось 10 лет со дня смерти поэта Иосифа Бродского, изгнанника, названного тунеядцем на родине и лауреатом Нобелевской премии — в эмиграции. Друг Иосифа Бродского, историк Владимир Герасимов, которому поэт посвятил свое стихотворение «Стрельна», прошелся по «местам Бродского» в Санкт-Петербурге и рассказал корреспонденту «Известий» Елене Роткевич, что правда из того, что говорят о Бродском, а что — вымысел.
«Ленивый, грубый. На уроках шалит»
Школа № 289 на Нарвском проспекте — последняя, где Бродскому довелось учиться.
— Иосиф не любил советскую школу. Ему было скучно. Он часто менял места учебы. В седьмом классе остался на второй год, а в восьмом, отзанимавшись всего одну четверть, вообще бросил учебу, заявив, что «в школу больше не вернется»,— говорит Герасимов.
В четвертом классе в школе на Моховой улице 10-летний Ося заработал такую характеристику: «По своему характеру — упрямый, настойчивый, ленивый. Грубый. Мешает проведению уроков, шалит. Домашние задания письменные выполняет очень плохо, а то и совсем не выполняет. Тетради имеет неряшливые, грязные, с надписями и рисунками. Способный. Может быть отличником, но не старается».
К шестому классу отношения с учителями кое-как наладились. «По сравнению с прошлым годом изменился в лучшую сторону,— написал его классный руководитель.— Исполнительный. Правдивый. Развитой, но вспыльчив. Хорошо рисует, много читает. Общественные поручения выполняет добросовестно. Принимал участие в оформлении отрядной стенгазеты. Дисциплина отличная».
В седьмом классе Бродский получил четыре годовых двойки — по физике, химии, математике и английскому. Остался на второй год, а в ноябре 1955-го и вовсе бросил школу. Прогуливая учебу, Ося Бродский гулял по городу.
В своих автобиографических эссе он потом писал, что «фасады ленинградских домов рассказывали о египтянах, греках и римлянах больше, чем любые учебники».
Сегодня в школе на Моховой, где Бродский учился с 1951-го по 1953-й, находится детский сад. Про поэта там не слышали. Школа № 289 — последняя, где ему довелось учиться,— «переименована» в начальную 615-ю. Здесь тоже про Бродского ничего не знали. Но, услышав новость от корреспондента «Известий», директор Евгения Смирнова всплеснула руками: «Да вы что! Теперь будем гордиться!» В школьной библиотечке нашлось единственное произведение Бродского — стихотворение для детей «Баллада о маленьком буксире». Третьеклашки с радостным шумом бросились его читать: «Мне работа моя по нутру. Раньше всех кораблей я встаю поутру. Пусть, на солнце алея, низко стелется дым. Остаюсь, не жалея, там, где нужен другим».
«Психическими заболеваниями не страдает»
Психиатрическая больница Святого Николая Чудотворца на Пряжке.
Бродский был отправлен сюда зимой 1964 года для принудительной психиатрической экспертизы, назначенной судом по обвинению в тунеядстве. Он находился в отделении, где лежали пациенты, предназначенные к выписке. Вместе с ним в палате жили еще около 20 человек. Через две недели Бродского выпустили. Врачебное заключение от 18 февраля 1964 г. гласило: «Бродский И. А. проявляет психопатические черты характера, но психическим заболеванием не страдает и по своему состоянию нервно-психического здоровья является трудоспособным». После этого суд приговорил Бродского к 5 годам ссылки в Архангельскую область за тунеядство.
«Белые стены, решетки на окнах — Иосифу все идет на пользу. Впечатления, полученные им в больнице, отразились в большом стихотворении «Горбунов и Горчаков». Там идет диалог между двумя пациентами психушки о жизни и о людях»,— вспоминает Владимир Герасимов.
Сумасшедший дом на Пряжке — одна из «живых легенд» Санкт-Петербурга. Он был основан еще при Николае I видел в своих стенах много именитых пациентов. Здесь закончили свой век несколько народовольцев, скончалась Антонина Чайковская — супруга композитора, бывал певец Виктор Цой. Однако в самой больнице сегодня ничего не знают — и знать не хотят — про своих знаменитых пациентов. Главврач Сергей Свистун категорично заявил «Известиям»: «Бродского здесь никогда не было».
Сухое вино он находил невкусным
- Бродский не любил сухое вино. Находил его невкусным, хотя в те времена у молодежи оно было очень в моде. Предпочитал крепкие напитки или десертные вина. Алкоголем и совершенно недоступным в те времена куревом его снабжали иностранные друзья. Помню, зашел к нему в гости, а там какой-то американец. Иосиф нас спрашивает: «Выпить хотите?» Американец сначала отказался, но потом увидел бутылку и воскликнул: «О! Ирландская! Тогда я тоже буду!» У Бродского в комнате вся верхняя полка была заставлена экзотическими бутылками: виски «Белая лошадь», виски «VAT 69» венгерского разлива в таких пузатых низких бутылках, французский коньяк.
Мы часто заходили в рестораны — тогда это было не так дорого — или просто в рюмочные недалеко от его дома.
«Коммунизма здесь не было»
Дом на Литейном проспекте, в котором жил Бродский
- В мемориальной доске, висящей на доме,— ошибка. Иосиф жил здесь не с 1955-го, как написано, а с 1949-го по 1972-й,— говорит Герасимов. У доски мерзнут несколько чахлых цветков.
В квартире Бродского до сих пор обычная питерская коммуналка. Там давно хотят сделать музей, но жильцов надо куда-то расселять, а денег на это нет. Обитатели знаменитой квартиры, сегодня не имеющие никакого отношения к поэту, и их соседи по лестничной площадке в последние годы живут как в осаде: поклонники Бродского, журналисты и просто любопытные их замучили до полусмерти. Поэтому они не только никому не открывают двери, но даже заколотили их и пробираются домой через черный ход. Корреспондентам «Известий» удалось поговорить с соседкой Иосифа Бродского из 27-й квартиры (Бродские жили в 28-й.— «Известия»), хорошо помнящей его семью. Назвать свое имя она отказалась.
«Они были довольно обеспеченные, но интеллигентные люди. К Иосифу часто ходили компании, но никогда не шумели. Я хоть и была его ровесницей, меня к ним не звали. У каждого здесь была своя жизнь. Коммунизма не было. А самое противное было, когда отец его уже один остался. Старику не помогали, похоже, он экономил. Умер в кресле перед телевизором. И вот тогда понабежали все — какие-то родственники, друзья»,— рассказала женщина «Известиям».
Стены подъезда у квартиры Бродского густо исписаны шариковой ручкой. Похоже, постарались почитатели его творчества и не только: «Спасибо вам, Иосиф Александрович! Стяну запястье нитями до боли и ничего я не скажу вам боле»; «Как хорошо, что некого винить! Как хорошо, что ты никем не связан»; «И если через сотни лет придет отряд раскапывать наш город, то я хотел бы в твой дом войти».
Елене Роткевич