Порой даже не верится тому, что слышишь в новостях о жизни нашей современной армии.
За время моей службы приходилось, конечно, сталкиваться и с несправедливостью,
и, что называется, с неуставными отношениями, но в части, где я проходил
действительную военную службу, были замечательные отцы- командиры, о которых я
до сих пор вспоминаю с горячей благодарностью в сердце. С ними можно было
всегда найти правду. И потому я только в новое время узнал о дедовщине, когда
бессовестные ленивые командиры отдают власть над подчиненными «паханам» и тупым
отморозкам, о массовых простудах солдат,
когда после бани их, одетых в шинельки и сапоги, подолгу выдерживают на морозе.
В военное время такие
офицеры пошли бы под трибунал.
Мои благодарные чувства к отцам- командирам имеют конкретный адрес, а не
«вообще». Я помню до сих пор лица своих командиров и даже сейчас узнал бы их в
массе людей.
Вот наш Александр Иванович Шадринцев, заместитель командира полка по
политической части – замполит полка. Строевой выправкой не отличался: чуть сутулился,
фуражку надвигал на глаза – на лбу у него был большой жировик, и он его,
видимо, прикрывал. Курил «Беломор», говорил негромко и мало. Странно будто бы для
замполита, для комиссара, профессионального говоруна, но он никогда не говорил
попусту и оттого, наверно, слыл молчуном. Зато, удивительное дело, всё, что он
произносил, каждое его слово мы слышали, а не просто слушали.
Например, на традиционных построениях полка всегда говорили командир
полка, начальник штаба, другие старшие офицеры. Шадринцев отмалчивался. Причем мы вскоре уяснили, что если задача обычная, то говорит начальник штаба. Если надо постараться, говорит командир полка. Но
когда предстояли учения, другие очень серьёзные и ответственные смотры части, когда надо было показать, на что мы в действительности способны, вперед выходил и обращался к солдатам и офицерам подполковник Шадринцев. Спокойно, негромко говорил, без пафоса и жестов, но так, что после его слов мы, солдаты
, не задумываясь, пошли бы на танки с
однимикулаками. Мы всегда были отличной частью в военном округе.
Любопытно, что у многих старших офицеров существовали солдатские
прозвища. У замполита такого не было: солдаты называли его между собой
замполит, Шадринцев или Александр Иванович.
Так вот в этой отличной части однажды до меня дошел страшный слух о том, что сегодня, во время
наряда на кухне, пытался повеситься известный нам солдат сослуживец. Прекрасный
солдат, замечательный товарищ. Служил он в другом подразделении, но я его знал
в лицо – всегда приветливое, доброе.
Никакой официальной информации – то ли слухи, то ли правда, ничего не
понять. Наш новый небольшой начальник, который, кстати, как неожиданно у нас
появился, так неожиданно потом и куда- то исчез, вот он подтвердил слухи перед
строем нашего подразделения и призвал все кары служебные и комсомольские на
несостоявшегося самоубийцу. Торжествующе
добавил, что виновник переполоха отправлен под арест на гауптвахту.
Всё будто бы улеглось, но вот уже через неделю вижу того солдата в
парадной форме, с чемоданчиком в руке. Это с гауптвахты- то при всём параде? Он
махнул рукой и побежал на КПП – куда- то поехал из части.
Позднее я узнал из достоверных источников, что этот солдат сыграл
свадьбу накануне своей отправки на службу в армию. Для надёжности, чтобы
невеста не вышла замуж за другого и ждала его три года уже в качестве жены.
В их первую и последнюю перед армией брачную ночь у жениха ничего не
получилось, и невеста осталась невинной.
С первых дней в армии незадачливый муж служил, как проклятый, старался
изо всех сил и заработал краткосрочный отпуск на родину. Примчался к жене, и
снова у них ничего не получилось. Разочарованная молодая жена сказала будто бы:
«Я думала, что все солдаты лихие ребята, а ты…». Собрал незадачливый муж вещички
и досрочно вернулся в часть. Это удивило всех, ведь во время отпуска каждый
старается раздобыть медицинскую справку, позволяющую задержаться дома ещё на
несколько суток. А тут досрочно!
В наряде на кухне страдалец поделился своим горем с другом, а тот и
ляпнул: «Тебе теперь только повеситься: для чего такому жить?».
Ни слова не говоря, наш герой стащил у дежурного старшины шарфик,
взобрался на котел с картошкой, закрепил шарф на крючке и сунул голову в петлю…
Хорошо, что военные шарфы в ту
пору были вискозными, растягивались, как резиновые. Тут еще кто- то зашел в
помещение. Вытащили бедолагу из петли, отлупили в досаде, вместо нашатырного спирта, а потом отправили под
арест на гауптвахту. За грубое нарушение воинской дисциплины.
Информация о случившемся дошла до замполита полка. Тот немедленно явился
на гауптвахту, забрал арестованного и отвел в штаб, к себе в кабинет. Долго с
ним говорил, потом куда- то звонил по телефону, затем усадил в «Волгу» и отвёз в
город. Он передал его хорошим врачам, и тот вскоре вернулся в часть. После этого
последовал повторный приказ об отпуске, и парень снова уехал домой к молодой
жене. В день отъезда я и встретил его в парадной форме.
…Вернулся отпускник в часть без
задержки, точно в отведенный срок. Привёз мешок домашних подарков.
И надо было видеть его лицо: улыбка до ушей – счастье в кирзовых сапогах и при погонах!
Лучшего воина в нашей части уже и быть не могло!
При этом никто не знал всех этих подробностей,
о которых я рискунул рассказать по прошествии многих лет.
Вот такие в ту пору были и, я верю, есть и сегодня в нашей армии командиры –
шадринцевы александры ивановичи…