Морской пехотинец США в Тополином?

В еженедельнике "Мир новостей" наткнулся на статью, в которой упоминается Томпонский район. Разумеется в статье присутствуют журналистские "ляпы", явный пересказ с чужих слов, но некотрые герои существовали... Главный герой личность колоритная, и мне приходилось с ним пересекаться
О достоверности фактов изложенных в статье судить Вам. (сомнительные места выделил курсивом)
Размещаю как есть, ошибки на совести авторов.
Его оплакали и похоронили. А он все эти годы был жив и безуспешно пытался подать весточку на родину. Как морской пехотинец США, воевавший на стороне южнокорейцев в 1950 году, попал в ГУЛАГ, а потом оказался среди ссыльнопоселенцев, тем, кому некуда было податься после срока ссылки?
Почти в самом центре Якутии, в развилке рек Алдан и Гомпо, есть небольшой поселок с красивым названием Тополиный. В годы войны неподалеку от него находился аэродром, где заправляли самолеты, перегоняемые с Аляски. В 1945-1959 годах тут размещался базовый лагерь ГУЛАГа на 25 тысяч человек. Из Тикси по Лене и Алдану сюда доставляли заключенных, а затем распределяли по другим лагерям для строительства знаменитой трассы, протянувшейся от Хандыги до Магадана на полторы тысячи километров. Летом - плюс 45, зимой - минус 50, вечная мерзлота, непроходимая тайга. Добраться до Тополиного даже сейчас нелегко. Из Якутска надо лететь полтора часа до поселка Теплый Ключ, потом еще 6-7 часов на машине, если случится оказия.

Летом 1975 года в Тополиный прибыла экспедиция Украинской АН для изучения снежного якутского барана, водившегося в районе Верхоянского хребта. Одним из участников этой экспедиции был врач Виталий Серов, заядлый охотник и путешественник. Перед возвращением в Киев ему предложили поработать в Тополином на строительстве интерната для детей оленеводов. Деньги давали хорошие, и Серов согласился. В апреле 1976-го, собрав бригаду из друзей, он вернулся в Якутию.
В то время в Тополином жили как представители коренных северных народностей - эвены и якуты, так и ссыльнопоселенцы - украинцы-бандеровцы, чьи руки по локоть в крови земляков, и русские, которым некуда было податься после окончания срока ссылки. Почти все работали в богатейшем оленеводческом совхозе “Томпонский”. Летом эвены и якуты со стадами уходили на север, а в Тополином оставалось человек пятьдесят ссыльнопоселенцев. Бывшие зэки директору совхоза были нужны, как собаке пятая нога. Он принял их по обязаловке и платил самый мизер. Почти всю зарплату они пропивали, а потому жили в нищете. Лишь единицы устраивались капитально, как, например, Ваня Силенчук. Этот трезвенник пять раз был женат, имел двадцать детей, охотился, рыбачил, построил дом, завел корову и даже голубей.
Ссыльнопоселенца Колю по прозвищу Конь Серов приметил еще в первый приезд. Физически крепкий, спокойный, выдержанный мужик лет пятидесяти привлек его внимание своей нелюдимостью и запоями в одиночку, во время которых он опоражнивал невероятное количество флаконов тройного одеколона. От опустившихся и деградировавших поселенцев Коля отличался в первую очередь тем, что не выглядел униженным и убогим. И на фоне грязного сброда выделялся чистоплотностью. Когда был трезвый, мылся в бане, сам стирал и чинил ношеные-переношеные рубахи и штаны. Крохотную комнатушку - а жил он в убогом лагерном бараке - содержал в чистоте. Если ему давали какую-то работу, он выполнял ее неспешно, но очень аккуратно, в то время как другие поселенцы трудились спустя рукава и норовили побыстрее слинять. К тому же Коля Конь никогда не навязывал своего общества киевлянам и ничего у них не клянчил. Бывшие зэки охотно рассказывали о лагерной жизни, а Коля на все вопросы отвечал: “Как-нибудь потом расскажу”. Когда же Серов поинтересовался у Силенчука судимостью Коня (а сидели они в одном лагере), тот буркнул: “Та вин же мериканьский шпиен”. Но поскольку за “шпионаж” у нас были осуждены миллионы людей, Виталий словам Силенчука большого значения не придал.
В июне в Тополиный приехал комсомольский строительный отряд Якутского университета - десять девчонок с факультета иностранных языков. Для поселенцев это был настоящий праздник, ведь новые люди в поселке объявлялись так редко. Девчата выполняли отделочные работы в интернате. То ли для фасона, то ли для практики они порой переговаривались между собой на английском языке. Коля, который до приезда студенток часто бывал у киевлян, теперь постоянно крутился около девчонок и вечерами сидел допоздна у их костра. Те то и дело помыкали им: “Коля, принеси воды, Коля, наруби дров...” Он безропотно выполнял приказы. В июне у одного из киевлян родился сын, и по этому поводу было торжество, пригласили девчонок и Колю.
“В конце этой гульки, когда девчата ушли спать, Коля, прилично выпив, вдруг развеселился и стал вступать во все разговоры, - рассказывал Серов. - Мы его никогда таким не видели. А где-то через полчаса слышу: Коля вставляет в свою речь английские слова. Я со смехом его спросил: “Тебя что, девчата уже научили говорить по-английски?” Он сразу замкнулся... Какое-то время пил молча, а потом неожиданно залез на стол и стал читать... поэму Маяковского “Хорошо!”. Мы даже уши развесили... Мои ребята с тех пор прозвали его Маяковским”.
Прошло еще недели две, и якуточка Надя, командир стройотряда, спросила у Серова: “Ты случайно не знаешь, у кого Коля учился английскому? У него такое отличное произношение! Кстати, он одной из девочек почему- то сказал, что его зовут Оскар”.
Виталий при первом удобном случае поинтересовался: “Коля, у тебя что, высшее образование? Откуда ты знаешь язык?” Конь ответил: “Да вот когда сидел, были словари, я и выучил язык”. Позже кто-то из местных упомянул при Серове, что Коля в запое, бывало, кричал, вроде как проклинал кого-то, и все не порусски. Соседи его смеялись: “Ну все, Колю “белка” (белая горячка) взяла”.
“Мне передали Колину записку, где он писал, что идет в Томпо (поселок в 25 километрах от Тополиного) заготавливать дрова для тамошнего интерната и не сможет подменить парня из моей бригады, повредившего ногу, - вспоминал Виталий Серов. - В записке он обращался ко мне по фамилии, и меня удивило, как он ее написал: “Сероф”. Можно было списать это на безграмотность, но мне почему- то сразу вспомнилась визитная карточка отца. Надо сказать, что мой отец в 1947-1952 годах был помощником военного атташе в Вашингтоне, и на его визитке было написано: “М-г Е. Serof”. При встрече я со смехом указал Коле на ошибку, он молча исправил последнюю букву”.
Вскоре девчонки улетели в Якутск, и Коля снова стал бывать у киевлян по вечерам. Както при нем Виталий рассказал об отце, которым очень гордился. В войну тот возглавлял танковый корпус, потом окончил Военнодипломатическую академию. После работы в Америке защитил диссертацию, преподавал на Высших академических курсах Генштаба. “Твой папа на самом деле работал в Вашингтоне?” - спросил Коля и, получив утвердительный ответ, сказал: “Я хочу с тобой поговорить наедине, но только в день отъезда”. С того момента Коля не отходил от Виталия. Он топил киевлянам печь и баню, был дневальным, за что его кормили и разрешали забирать остатки еды домой, начал помогать на стройке, работая наравне со всеми. Серов собрал с бригады деньги для него. Деньги он долго брать не хотел, а через неделю запил, и все 300 рублей спустил на бражку...
В день отъезда киевлян в Тополином неожиданно появился Сармин - начальник аэропорта в Теплом Ключе. Серову он объяснил, что на старом аэродроме надо срочно срубить дом, и попросил задержаться его ребят.
Серов шел к своим парням, когда его догнал Коля: “Ты будешь лететь через Москву... Я прошу тебя передать это”. И подал конверт. Виталий машинально взглянул на адрес. Несмотря на скромные познания в английском значение слов ambassador и United States он понял сразу. Но только он сказал, что остается еще на пару месяцев, как Коля выдернул письмо у него из рук и быстро ушел. “Ничего себе, - подумал Виталий, - Коля Конь пишет письмо американскому послу!” Выведывать что да почему он не стал, а через две недели вечером Коля подошел к нему сам: “Ты спрашивал меня, за что я сидел. Знаешь, а я ведь не русский, я гражданин США”.
“Интересное дело. И кто же ты по нации - еврей или итальянец?” - язвительно спросил Серов. “Я ирландец. Про корейскую войну слыхал? Так вот, там я попал в плен, я - лисынмановец... Только очень прошу тебя о нашем разговоре никому не говорить. Я тебе первому рассказываю...” И Коля с силой сжал руку Серова.
Информацию, приводимую ниже, Коля Конь выдавал понемногу каждый день. Серов сознавался, что он был настолько растерян подобным поворотом (“Во попал мужик!”) и о многом просто не догадался спросить.
Название штата, в котором жили родители Коли, Серов не запомнил. Утверждал только, что штат не южный и не северный, а где-то посерединке Америки. У деда по отцу было десять детей. Его семья - отец, мать, две старшие сестры. Отец - крупный землевладелец, вел фермерское хозяйство. В своем роду Коля первым избрал профессию военного. В 18 лет окончил школу с военным уклоном, где они ходили в форме, а директором был отставной генерал. Получив рекомендацию от конгрессмена, поступил в академию сухопутных войск (ВестПойнт, штат Нью-Йорк), но затем был переведен (или сам перевелся) в академию военно-морской пехоты (Аннаполис, штат Мэриленд). После ее окончания направлен в школу усовершенствования морской пехоты (Куантико, штат Вирджиния), откуда был выпущен в 1949 году в звании второго лейтенанта. Служил в 10-м армейском корпусе, в первой дивизии морской пехоты, во втором батальоне, третьей роте. (Номер полка Серов не записал.) 15 сентября 1950 года их десант высадился в корейском порту Инчхон, откуда они начали наступление на Сеул. На стороне южнокорейцев воевали не только американцы, но и англичане, новозеландцы и даже турки. За участие в боевых действиях ему присвоили очередное звание и представили к награде, которую он не успел получить из-за начавшегося отступления, когда их погнали под 38-ю параллель. В этом поражении, по мнению Коли, был повинен бездарный командующий объединенными силами Риджвей, его он буквально проклинал. В ноябре того же года (точную дату не помнит) Коля попал в плен. В ту ночь на позициях рядом с ними стоял 1-й английский батальон. Противник, подкравшись, забросал их гранатами. Колю утащили контуженного. Вместе с ним в плен, но не к корейцам, а к китайцам, попали еще два человека, один из которых был негр. Их на машине вывезли в Мукден, больше тех двоих он не видел.
Таисия Белоусова, (Продолжение следует...)