Встречи с Самуэллой Фингарет
Давид ХАХАМ, Кирьят-Ата
МУЗА, ЛИТЕРАТОР И УЧЕНЫЙ
Замечательный российско-американский поэт второй половины ХХ века, лауреат Нобелевской премии по литературе 1987 года Иосиф Бродский (1940-1996) до сих пор не представлен полным собранием сочинений. И это обстоятельство вполне объяснимо: многие свои произведения, особенно юношеские, Бродский посвящал друзьям и знакомым, отправлял их в письмах, даря по будням и праздникам.
Самое большое на сегодняшний день собрание сочинений Бродского, состоящее из семи томов, издано Пушкинским Фондом и Фондом наследственного имущества Иосифа Бродского в 1994-1998 годах. Оно, разумеется, не включает целого ряда его стихотворений и, конечно же, не называет всех его многочисленных адресатов в прямом и переносном смысле этого слова. Я имею в виду тех людей, с которыми Бродские в разные годы переписывался, дружил, приятельствовал, уважал, спорил и обсуждал какие-то важные, на его взгляд, исторические и политические события. Им он, чаще всего, писал свои письма. А с другой стороны – это были люди, которым он, безусловно, верил, к мнению которых прислушивался. Им он посвящал свои многочисленные стихотворные послания, а также рисунки и другие рукописные экспромты…
Недавно мне невероятно повезло: я познакомился в Хайфе с Самуэллой Фингарет. Ленинградский египтолог, писательница, сотрудница Эрмитажа, прекрасный экскурсовод, она мне рассказывала о многих интересных вещах, в том числе – об искусстве и культуре Древнего Египта, где она считалась (и продолжает считаться) большим специалистам. Неожиданно выяснилось, что она близко знала Бродского, который в начале 1960-х годов имел с ней переписку и даже посвятил два своих стихотворения. С присущим ей чувством юмора и самоиронии Самуэлла Иосифовна утверждает, что стихотворение Бродского “Блюз для Эллы Фингарет” было посвящено не ей, а ее тогдашней кошке Умбре, кличку которой поэт, действительно, упоминает в стихотворении. Но ведь сам заголовок стихотворения ясно указывает на адресата-человека.
Кроме того, следует отметить, что молодой поэт Бродский мучительно искал в те годы новые собственные поэтические средства самовыражения, поэтому он использовал в этом стихотворении ритмику и мелодику блюза (дословно в переводе с английского блюз – это меланхолия, уныние, первоначально – сольная сельская, позднее – городская лирическая песня американских негров, обычно – грустного содержания, сложился как музыкальный жанр в ХIХ веке, а в ХХ веке обычно воспринимается как одна из форм джазовой музыки – Д.Х.).
Бродский также ввeл в стихотворение аллюзии (намeки) на древнеегипетскую историю и события Древнего Египта, которыми, по всей видимости, он активно интересовался. Самуэлла в то время уже являлась молодой сотрудницей Эрмитажа и три сезона принимала участие в археологических раскопках на месте буддийского монастыря I века новой эры в узбекском городе Термез. Бродский, который незадолго до отъезда Самуэллы успел с ней познакомиться (он в те же годы был увлечен ее младшей подругой и коллегой по работе), взял у Самуэллы незадолго до отъезда ее на раскопки редкую книгу стихотворений древнеримского поэта Овидия “Метаморфозы”. В нескольких своих письмах, в том числе – одном из попавших ко мне, отрывки из которого я приведу ниже, Бродский клятвенно обещал вернуть эту книгу владелице после того, как она возвратится в Ленинград. В другом письме он высылает ей страницу с напечатанными на пишущей машинке двумя стихотворениями.
Стихотворения обрамлены рисунками Бродского, изображавшими, в основном, кошек. Самуэлла слыла заядлой кошатницей, держала у себя всегда кошек, некоторых она называла кличками героев древнеегипетских легенд и мифов: Умбра (объяснение привожу ниже – Д.Х.), Астарта (иначе – Аштарт, в мифах Финикии – богиня плодородия, материнства и любви), Тетишери (крошка или малышка древнеегипетского бога Тота или Тета) и другие…
* * *
Теперь настало время продемонстрировать и прокомментировать первое стихотворение Иосифа Бродского “Блюз для Эллы Фингарет”.
Старый хетт свыкся
С тенью, ха, сфинкса.
Полночь. Мрак. Сырость.
Жрец. Храм. Папирус.
Нил. Челнок. Пра.
Умбра. Бра. Ра.
Полночь. Мрак. Храм.
Старый хетт срам
свой скрыл (лоно)
от фараона.
Ров.
Трава.
Рёв
льва.
Полночь. Мрак. Сырость.
Жрец. Храм. Папирус.
Нил. Свет костра.
Умбра. Бра. Ра.
Ночью храм пуст.
Зрим один бюст.
Чей? Хе, Изиды.
Жизнь. Смерть. Пирамиды.
След.
Хвост.
Свет
звёзд.
Ночь. Тростник. Ил.
Клинопись. Ночь. Нил.
Куст. Хвост. Нора!
Умбра. Бра. Ра.
Умбра, гроза крыс!
Твой отец — Осирис!
Это небольшое стихотворение нуждается в комментарии. Оно отражает, во-первых, поиски Бродского в области художественного слова, яркой метафоры, выразительного олицетворения и других поэтико-стилистических фигур. Знакомство с молодыми девами из Эрмитажа подтолкнуло начинающего поэта к изучению древнеегипетской мифологии, сказаний и легенд. Так появляются в стихотворении образы сфинкса, фараона, храмов, пирамид, жреца, умбры (природного коричневого пигмента, по химическому составу близкий к охре, применяется с древности для изготовления красок) бога солнца Ра, бра (древнего настенного светильника, сначала – как места для факелов, затем, в ХVII-ХIХ веках, – как подсвечника, ныне – места для электрических ламп разных форм, величин и цвета), льва, богини Исиды (иногда – Исид или Изиды, в древнеегипетской мифологии – супруги и сестры Осириса, матери Гора, олицетворения супружеской верности и материнства, богиня плодородия, воды и ветра, волшебства, мореплавания, охранительницы умерших, изображалась как женщина с головой или рогами коровы), Осириса (иногда – Озириса, в древнеегипетской мифологии – бога умирающей и воскресающей природы, брата и супруга Исиды, отца Гора, покровителя и судьи мертвых). Хетт – представитель древнего народа, проживавшего в центральной части Малой Азии и основавшего в конце ХVIII – начале ХII века до новой эры мощное Хеттское царство. Это царство достигло своего расцвета в ХIV-ХIII веках до новой эры, но из-за постоянного соперничества с Древним Египтом в борьбе за господство в Передней Азии потерпело поражение и распалось. Хетты попали в рабство к древним египтянам (как и древние евреи до эпохи Мошэ-рабэйну). Кстати, словечко Пра в контексте “Нил. Челнок. Пра”, возможно, – метафорическое указание притока или поймы Нила, где был найден младенец Мошэ (буквально – “вытащенный из воды”). Сравним это слово с названием притока Пра на Оке.
Молодой, начинающий поэт Иосиф Бродский в поисках средств самовыражения и просто для повышения своего образовательного и культурного уровня пришёл в Эрмитаж. И тут оказалось, что по залам древнеегипетского искусства экскурсии проводит хорошо знавшая свое дело симпатичная и строгая Элла Фингарет. Бродский, как человек Слова, “пробует на вкус” ново-старые слова: “умбра-бра-Ра”, “Нил. Челнок. Пра”. Старый хетт не только обходит по ночам храм фараона – он занимается также “незаконной деятельностью”, что скрывает от фараона. По ночам он, проходя по храму, издает странные звуки, похожие на кашель, харканье, вздохи. Молодой поэт передает эти звуки с помощью двух близких по звучанию междометий: “ха” и “хе”. Всe стихотворение – это, казалось бы, ночные видения и чувства старого хетта. Но в самом конце Бродский неожиданно все вышесказанное превращает в шутку. Оказывается Умбра – это кличка кошки, “грозы” всех окрестных крыс, а ее “отец” – все тот же бог умирающей и вновь рождающейся природы – Осирис!
Когда говорят о том, что у Бродского в одном стихотворении спрессовано воедино Пространство и Время, Трагическое и Комическое, Грустное и Смешное, то мы в качестве примера можем теперь привести и “Блюз для Эллы Фингарет”. Тем более что “раннего” Бродского очень трудно отделить от Бродского “позднего” – та же поэтика и красота слова, та же неожиданная система образов, та же совершенно специфическая рифмовка (например: сырость-папирус, трава-льва, крыс-Осирис). Когда современные рифмоплeты, графоманы и литературные дилетанты удивляются тому, что Бродский признан великим поэтом ХХ века, что ему присуждена Нобелевская премия по литературе, то мне всегда хочется воскликнуть: “Ребята, Бродский, прежде всего, интересен тем, что он – индивидуален и неповторим! Цените его и постарайтесь быть похожими на него, при этом – совершенно отличаясь от него и других своей поэтикой и манерой стиха”.
* * *
В этом же письме Бродский посылает Элле Фингарет второе короткое стихотворное послание, в котором подчеркнуто ее “благоразумие” (читай: ум, образованность, культура, интеллигентность), ее “насупленость, пасмурность”, ее “торжественный лик” и – как бы в шутку: “в ущерб прическе”…
Элла, в отделенье мира плотского
в пирамиде сердца Бродского
сохранится Ваша мумия,
как предел благоразумия.
Простите: в пасмурные дни
Вас вспомнить проще.
Каким-то образом сродни
Вам эти рощи.
И небо — небо без конца,
скворцы-подростки…
Как будто торжество лица
(в ущерб прическе).
(1963)
И опять – поразительное умение молодого поэта передать всего несколькими словами отношение автора к женщине, по профессии – египтологу (пирамида, мумия). А еще тут наличествует увлечение природой (рощи, скворцы-подростки), отношение к молодой, серьезной женщине с торжественным выражением лица, кокетливой прической… Иронию, мягкий юмор, легкий сарказм и, в то же время, – бесконечное уважение к адресату чувствуем и мы, читая эти двенадцать стихотворных строчек выдающегося поэта ХХ века.
* * *
Пора, однако, немного рассказать о самом адресате этих двух стихотворений – Самуэлле (Элле) Иосифовне Фингарет.
Она родилась в 1927 году в Москве, но с 5-летнего возраста и за исключением нескольких военных лет вплоть до репатриации проживала в Ленинграде. Отец, Иосиф Самойлович Фингарет, являлся в те годы “раскулаченным нэпманом”, так как со своим родственником с начала 1920-х годов “держал” (как в то время говорили) магазин медицинского оборудования. Предполагая, что его скоро арестуют и при этом могут пострадать жена и дети, он уже в Ленинграде развелся с матерью Минной (Минцей) Самойловной Фингарет-Лещинской.
Иосиф Самойлович погиб летом 1941-го под Ленинградом во время рытья окопов. Смерть любимого отца стала для 13-летней Самуэллы страшным ударом…
Тут я ненадолго отвлекусь, чтобы рассказать немного о происхождении фамилии Фингарет. На мой взгляд, она содержит два корня: “фингер” (“палец” на идише, английском, немецком) и “эт” (“ручка” на иврите). Фамилия может толковаться как прозвище, которое (как сказано у одного автора), “ведет свое начало от английского слова “finger” – “палец”, “палец варежки или перчатки”, а также как другие понятия и действия, например: “остров, полуостров, имеющий удлинённую форму”, “трогать, дотрагиваться, осязать”, “играть на музыкальном инструменте”. Вероятно, прозвище либо отражало черты внешности основателя фамилии (маленький рост, “мальчик-с-пальчик”), либо содержало указание на род деятельности предка (торговец, портной, музыкант), либо на особенности места его жительства (на острове)”. Думаю, что прозвище это, скорее всего, обозначало искусного мастера своего дела, обладавшего “золотыми руками” (портного, сапожника, скорняка). Кстати, близкая по значению и звучанию фамилия Фингрит произошла от идишского слова “фингергут”, которое означает “наперсток”. Возможно, однако, что первые носители этой фамилии тоже были портными, сапожниками, скорняками или же производителями напёрстков.
Возвратимся, однако, к биографии Самуэллы. В школу она пошла с восьми лет, в 1935 году. То был последний учебный год, когда детей отбирали в классы по способностям. Элла попала, разумеется, в класс “а”. Больше всего она любила с детства сказки и древнюю историю, что стало потом ее главной профессией в жизни. Она обожала своего старшего брата Мишу. Миша был старше на пять лет. В 1943 году 21-летний старший лейтенант Михаил Фингарет, артиллерист и разведчик, погиб на Белорусском фронте…
Ее школу в начале войны эвакуировали в село Верхне-Раменское Кировской области, население которого почти полностью было уничтожено большевиками. Там она прожила до конца войны. В 1943-м окончила школу в Москве. Самуэлла, находясь в эвакуации, часто рассказывала младшим школьникам разные интересные события из всемирной истории, а также истории, полностью выдуманные ею. В школе она начала рисовать. В учебнике истории она нашла портрет Людовика ХIV, перерисовала его в увеличенном виде на обратной стороне старой афиши и повесила на стенку. Из окрестных сел приходили люди и своими съестными припасами платили ей за возможность приобрести копии рисунка знаменитого французского короля ХVII – начала ХVIII веков.
* * *
Хотя Элла окончила школу в Москве, ей прислали вызов из Ленинграда. Как оказалось, это был вызов… в ремесленное училище. Все близкие и родные девушки считали, что она должна окончить такое училище и получить хорошую техническую специальность. Шансы еврейки при поступлении в вуз были равны нулю. Но близкие и родные люди не учли сильного, целеустремленного характера Эллы. С евреями в первые послевоенные годы проблем при поступлении еще не было. В 1945-м она поступила на отделение египтологии и африканистики восточного факультета Ленинградского университета (ЛГУ), все пять лет самоотверженно училась, уделяла особое внимание египтологии, несмотря на финансовые и психологические трудности (мать работала на двух работах). Научным руководителем ее дипломной работы стала Милица Эдвиновна Матье (1899-1966), дочь обрусевшего англичанина, известная в ленинградских и московских научных кругах как египтолог, искусствовед, историк. Самуэлла многое почерпнула для себя, общаясь с этой женщиной. Матье – не только автор научных трудов, но и нескольких исторических повестей для детей.
Научным оппонентом работы Фингарет явилась еврейка Наталья Давидовна Флиттнер (1879-1957), историк-востоковед, искусствовед, доктор исторических наук, профессор (с 1940 года). Среди её учеников были Милица Матье, Игорь Дьяконов, Борис Пиотровский. С 1919 по 1950 годы она работала в Эрмитаже. Работы Флиттнер заложили основы изучения в России искусства Передней Азии.
Элла окончила дневное отделение в 1950-м, когда Сталин и его окружение уже принялись за евреев. После окончания ЛГУ долго не могла устроиться на работу. Вместе с подругой отправилась в Смольный, где партийные кадры занимались распределением молодых специалистов. В тот год возникла потребность в африканистах, и партийный деятель даже обрадовался, увидев девушек в своем кабинете. Но когда, открыв паспорта, обнаружил, что обе девушки – еврейки, тут же отказал им. После этого случая Самуэлла “потеряла паспорт”, где стояла отметка о высшем образовании, и устроилась на работу разрисовщицей на фабрику росписи тканей. Там она проработала пять лет.
После смерти Сталина проблема антисемитизма несколько стихла, и ее пригласили на исторический факультет ЛГУ преподавать египтологию. Она преподавала на дневном и вечернем отделениях. На дневном отделении студентов было мало, а на вечернем – много. Попадались нередко и талантливые люди. Работая с “вечерниками”, Самуэлла испытывала настоящий творческий подъём. Платили мало, как всем гуманитариям. Выручали лекции в обществе “Знание”. Одна лекция, подготовленная Самуэллой, называлась “Кошки в искусстве”. Лекция не получила поддержки у методистов. В начале 1960-х она ушла из университета в Эрмитаж. Тогда же этот знаменитый на весь мир музей “приютил” всех евреев из “Русского музея”.
В Эрмитаже Самуэлла Фингарет проработала много лет, до выхода на пенсию в 1982 году. Там она проявила себя как опытный экскурсовод, стала автором научно-популярной книги “Искусство Древнего Египта в собрании Эрмитажа” и пяти детских книг. “Историк Древнего Египта” – так значилось в дипломе Самуэллы Иосифовны Фингарет. Став научным сотрудником знаменитого Эрмитажа, она с большим удовольствием работала с детьми в школьных кружках музея. А впоследствии стала адресовать юным читателям и свои книги. Через всю жизнь она пронесла любовь к однажды избранной профессии.
* * *
Все книги Самуэллы Фингарет сегодня представляют собой библиографическую редкость. Созданные в основном для детей младшего и среднего школьного возраста, они, по сути дела, глубоко и полно расширяли детский кругозор и знания. Порой в школьных учебниках об этих исторических событиях, народах и героях не упоминалось ни разу.
Первая книга Самуэллы была написана в соавторстве с Наталией Ланда. Повесть для детей “Из лотоса рождается солнце” тиражом 115 тысяч экземпляров вышла в 1963 году в Ленинградском отделении Детгиза и рассказывала о гиксосах – “царях-пастухах”, или “владыках чуждых стран”. Это был народ, образовавшийся в результате смешения семитских и хурритских этнических элементов и постепенно заполнивший всю Переднюю Азию и Древний Египет.
Вторая книга Самуэллы – “Искусство Древнего Египта в собрании Эрмитажа” – вышла в ленинградском издательстве “Аврора” в 1970-м. Третья – повесть “Великий Бенин” (1973) – рассказывала о великом мастерстве бенинских скульпторов ХI-ХV веков, создавших в бронзе галерею владык и богов, а также многофигурные композиции с мифологическими сюжетами (Бенин – государство, существовавшее в южной части Нигерии и достигшее наивысшего расцвета в ХIII-ХVII веках. Сегодня в Западной Африке существует Народная Республика Бенин, которая до 1975 года называлась Дагомеей – Д.Х.).
Четвертая книга Самуэллы Фингарет – повесть “Друзья из Сары-Тепе” (1976) – в увлекательной форме рассказывала о том, как ученик 4-го класса одной из ленинградских школ приезжает с отцом в Узбекистан и становится участником археологических раскопок. Сева узнает много нового, интересного о прошлом этой замечательной республики.
Далее называю книги Самуэллы бегло (о них можно найти краткие аннотации в интернете): “Богат и славен город Москва” (1980), “Скифы в остроконечных шапках” (1982), “Дёмка – камнерез владимирский” (1985), “Огонь на ветру” (1989, о дружбе Грузии и России), “Знак “фэн” на бамбуке” (1991, о Китае)…
Книги выходили огромными тиражами (100 тысяч – 150 тысяч экземпляров). Но лишь однажды Самуэлла Иосифовна испытала настоящий триумф: проходя мимо ленинградского Дома книги и увидев огромную очередь, она остановилась и спросила: “А что сегодня продают?” – и услышала в ответ (у меня даже нечаянно сложились стихи – Д.Х.): “Новую книгу Фингарет!”. Речь шла о роскошно изданной книге “Три сказки Страны пирамид” (1987). Все остальные книги вышли уже тогда, когда Самуэлла переехала в Израиль: та же книга в переводе на иврит Брони Бэн-Иаков “Шлоша сипурэй агада ми-Арэц а-пирамидот” (“Три сказки Страны пирамид, 2000), “Мифы и легенды Древнего Востока” (2002), “Тиара кобры и коршуна” (2004).
В последней по времени повести Самуэлла Иосифовна обратилась к одному из интересных периодов в истории Страны пирамид. Повесть проводит читателя через два отрезка времени, отделенных друг от друга тремя с половиной тысячами лет. Сюжетная линия восстанавливает время правления женщины-фараона Хатшепсут (последняя четверть ХVI века до н.э.) и еe фаворита, великого зодчего Сененмута, разделившего с царицей власть. На обложке книги читатель видит тиару – головной убор фараона, увенчанный золотыми коброй и коршуном. Иллюстративный материал этой книги помогает приблизить современное повествование к первоисточникам – древнеегипетским папирусам.
* * *
В 1961 году Эрмитаж организовал археологическую экспедицию в Узбекистан, где в городе Термез проводились раскопки буддийского монастыря первого века новой эры. В составе экспедиции три сезона находилась и Самуэлла. Именно в то время она получила от Иосифа Бродского несколько писем и два стихотворения с посвящением ей. А началось их знакомство примерно за полгода до той поездки. Самуэлла болела. Ей принесли стихотворения, ходившие в то время в списках “по рукам”. Среди этих стихотворений были и стихи молодого Бродского, которые ей запомнились. Их познакомила близкая подруга, тоже работавшая в Эрмитаже. Встреча произошла в популярном ленинградском кафе “Сайгон”. Много спорили об искусстве, литературе, поэзии. Вскоре, однако, вниманием Самуэллы всецело завладел большой русский художник, принадлежавший к неофициальному искусству (андерграунду) – Евгений Григорьевич Михнов-Войтенко (1932-1988)…
* * *
И в заключение привожу одно из писем Бродского, адресованных Элле Фингарет и отправленных на Главпочтамт до востребования в узбекский город Термез.
“Л-д (Ленинград) 9IХ63
Элла, милая!
“…”
Книга Ваша цела и сохранна: за нее не беспокойтесь. Читаю, к сожалению, дьявольски медленно: но к Вашему приезду надеюсь вполне одолеть. Надеюсь также оказать Вам все-таки гостеприимство – правда, на менее благодатной почве, но столь же горячее, усугубленное к тому же чувством вины.
Южное солнышко, надеюсь, не вышибет из Вас все мо’зги, и Вы сумеете оценить его (гостеприимства) прелесть. Равно, как и не без интеллигентности писаные строки этого письма.
Мяу!
Ваша Умбра не покидает моего воображения, а Ваш образ – сердца. Ещe раз – мур-мяу!
Берегите себя: на такой жаре можно в два счета распсиховать – а ведь разум нужен Вам для общения. Давай Бог, чтоб все было там хорошо. Берегите себя и не забывайте своего обидчика
Иосифа Бродского, который был бы Вам признателен за какую-нибудь завалящую открытку”.
С 1991 года член Союза писателей России, член Союза писателей Израиля Самуэлла Иосифовна Фингарет проживает в красавице Хайфе на улице Аневиим. В нынешней непростой жизни ей помогают разные люди. Сейчас у нее гостит давняя подруга из Санкт-Петербурга – Наташа Шифрина. Хотелось бы в заключение пожелать Самуэлле Иосифовне крепкого здоровья, хорошего самочувствия, творческих успехов и прекрасного настроения!
Еженедельник “Секрет” (velelens.livejournal.com)
ОТ ГЛАВРЕДА ЖУРНАЛА “ИСРАГЕО”
Владимира Плетинского
Едва получив этот текст от постоянного автора “Секрета” и “Новостей недели” Давида Хахама, я воскликнул:
- Неужели это та самая Фингарет?!
Обнаружив в числе иллюстраций обложку книги “Великий Бенин”, ответил сам себе:
- Да, та самая, на книгах которой шло моё духовное становление.
Конечно, не только Самуэлла Иосифовна оказала влияние на меня. Но ее книги – а я прочитал большинство из них! – долгое время находились на почетной полке в моем кабинете. И не стояли мертвым грузом, а постоянно перечитывались.
Увы, та увесистая коробка, в которую я уложил самые любимые книги и отправил “малой скоростью” с остальным багажом, пропала. Видимо, похитители сочли, что там находятся раритеты, которые можно выгодно продать. Сомневаюсь, что эти примитивные личности (а кто еще крадет чужие вещи?) стали бы читать Самуэллу Фингарет и Тэффи, Валерия Брюсова и Василия Аксенова, братьев Стругацких и Клиффорда Саймака…
Как бы то ни было, я благодарен Давиду за эту “находку”. И рад тому, что рано или поздно смогу отправиться в Хайфу и поцеловать руку Даме, книги которой так люблю.